СИЛА ВОЛШЕБНЫХ СКАЗОК

Волшебные сказки описывают всю человеческую судьбу. Спящая Красавица и вечная борьба со сном. Орфическое искусство и внутренний смысл вещей. За слышимым скрыто неуслышимое. Огнь посвящения. Волшебные сказки индусов и персов. Уильям Блейк. Постоянное перемещение назидающего огня. Будоражащие труды Гурджиева. О новых словах. Бескрайняя космология. О чем говорят все волшебные сказки: Проснись, спящий, проснись!

Выражение "волшебная сказка" так часто неточно употреблялось, что стало в наши дни довольно обманчивым. В то же время непонятно, как можно без него обойтись или найти лучшее: это неотъемлемая часть нашей традиции, и она включает в себя очень многое. У очага волшебной сказки есть место для многих детей: это мифы, народные сказки, легенды, саги, не говоря уже об общей их матери, старой и могущественной прорицательнице, которой является религия. Это замечательная семья, и если сегодня волшебные сказки, может быть, слегка устарели, так это лишь оттого, что никто больше не хочет находиться в обществе такого количества волшебниц. Я слышал, как некоторые родители утверждали, что не хотят, чтобы их дети читали волшебные сказки, опасаясь, что в дальнейшем, став взрослыми, они начнут принимать желаемое за действительное.
В момент наибольшей откровенности они бы, может быть, сказали, что не считают правильным давать детям то, что в основе своей обладает такой взрывчатой силой. Не потому, что волшебные сказки могут кому-то повредить, а потому, что они способны вызвать цепочку вопросов, ответом на которые может быть только правда. Трудно представить что-нибудь менее обнадеживающее для того, кто хотел бы принимать желаемое за действительное.

Глупо было бы отрицать, что волшебная сказка для ребенка - это прежде всего развлечение. Но развлечение - только одна ее сторона. Другая касается природы мироздания и отношения к нему человека. Это то, о чем никому из пас не поздно подумать. Волшебная сказка - одновременно и описание человека, и карта его духовных странствий. Каждая из этих историй связана, словно пуповиной, с идеей вечности.

Среди самых простых и самых знакомых выберем наугад, к примеру, "Гензеля и Гретель" с ее сахарным домиком и порогом из мятных пастилок - что за чудо для детей! Между тем для нас это только ловушка. Потому что главный секрет - это путешествие через лес. Если вы хотите найти дорогу назад (вернуться к истокам, снова стать детьми), вам нужно, говорит сказка, разбросать по лесу что-то менее эфемерное, чем горох или лепестки розы. Горох склюют птицы, а лепестки развеет ветер. Только выстлав путь твердыми камушками, вы сможете вернуться домой, не угодив в печь колдуньи - то есть в небытие.

А взять историю Одноглазки, Двуглазки и Трехглазки. Их мать любила только Одноглазку и Трехглазку - таких необычных, таких удивительных. Двуглазка была похожа на всех, поэтому ей приходилось во всем разбираться самой. Однако только для Двуглазки был дан праздник Фей, только Двуглазка смогла сорвать на нем золотой и серебряный плод, только в Двуглазку влюбился принц. К черту странности! - кричит внутренний голос сказки. Недочеловеческое и сверхчеловеческое равно чудовищны. И только существо абсолютно нормальное может избежать рабства повседневности и питаться духовной пищей.

Что же сказать о "Спящей Красавице"? Неужели вы думаете, что в этой истории очарование было нарушено тем, кто принял желаемое за действительное? Это шелковый кокон, который скрывает суровое поучение: дух человека - напоминает нам сказка - должен постоянно находиться в состоянии бодрствования, чтобы, пробиваясь сквозь дебри своего естества, все настойчивей пробуждать в себе то, что пока только дремлет. Но если потрясти цветущий куст этой сказки, можно подобрать и другие семена. Первое: сохранять постоянную бдительность; второе: только любовь способна преодолеть самые трудные препятствия; третье: если Спящая Красавица - героиня сказки, то злая колдунья - ее главное действующее лицо. Не взмахни она волшебной палочкой, закричав: "Спите!" - как бы мог начаться трудный путь к пробуждению? В древних сказаниях внутренний смысл часто скрыт и выявляется через свою противоположность. В "Спящей Красавице" нам открывается, что демонам мы можем быть благодарны в той же мере, что и ангелам, и что наши враги нам могут быть полезны не меньше, чем друзья.

Это только одна из многочисленных историй, предостерегающих нас от спячки. В других мы встречаем волшебников, у которых во время сна старая мать выдергивает три золотых волоска, заключающих в себе всю их мудрость. А когда ложатся спать великаны, у них вырывают сердца. Пока спит заяц, черепаха приходит к цели первой. Пока старшие братья похрапывают на перекрестке дорог, младший их обгоняет и первым является в королевский дворец. В сказках то и дело повторяется тема трех братьев, поставивших перед собой одну цель. На первый взгляд братьев можно рассматривать как три отдельных существа: принц Том, принц Дик и принц Гарри. Но можно рассматривать их и как триединство, как образ внутреннего "я" человека. Вначале человек живет инстинктом, как первый из братьев. Наступает момент, когда человек испытывает потребность в чем-то большем, но не знает, где его искать. И только третий брат, воспитанный с детства в смирении и подчинении, не стыдится позвать на помощь самое невзрачное существо и благодаря этому может рассчитывать на любовь прекрасной принцессы. Волшебные сказки - словно водяные лилии: они легко покоятся на поверхности, но их корни уходят в глубины темного и далекого прошлого. В сущности, это то, что осталось от орфического искусства, задачей которого было открыть последующим поколениям внутренний смысл вещей. Они никогда не претендовали на то, чтобы быть просто литературой, их высокие художественные достоинства являются дополнительным указанием на их орфическое происхождение. Они выросли естественно, это не вымыслы, а обобщение огромного исторического опыта. В них мысль выражена в слове, подобно тому как Сфинкс выражает ее в камне. Кроме того, необходимо помнить, что волшебная сказка предназначалась для слушания, а не для чтения. Важность самого процесса слушания - это первый урок, который следует извлечь из волшебной сказки, равно как и из религии. Акт слушания подразумевает внимание, внутренний взгляд, призыв. Пока сказки передавались в устной форме, они прошли через поколения, не меняясь. Только чтение повинно в том, что в наши дни появилось множество ложных версий. Потому что зрение не так надежно, как слух. У него нет дара эха. Те, кто воспринимал волшебные сказки на слух, понимали их совсем не так, как те, кто читал их глазами. Когда ребенок слушает, история, которую ему рассказывают, воспринимается им просто как история. Но за услышанным скрыт второй план, который сохраняет смысл сказки и выявляет его гораздо позднее. Тогда становится понятной природа дракона, необходимость подвигов героя и кто будет всегда жить счастливо.

Удача - один из важных компонентов сказок, но это никогда не бросается в глаза. Не будь удачи, вы скорее бы заставили богача пролезть в игольное ушко, чем удовлетворили его требования. Бог Один легко обойдется без глаза, который он великодушно отдаст взамен дара всеведения и прорицания, полученного от Мимира. Он совершил сделку и понимает это. Ничто не дается даром, и обещания ни к чему не ведут. В волшебных сказках никогда не бывает легкого исхода. Герои должны перепрыгнуть через все обручи. Принцев посылают не только на край света, но и за его пределы. А когда они добираются до края света, встает вопрос - а что же за ним? "Эту запределыюсть надо искать внутри нас", - отвечает герой, возвращаясь назад. Только в этом направлении он может продолжать свои поиски. И он должен их осуществить в определенный срок, который по законам волшебных сказок длится не больше дня. И здесь, как и за краем света, этот день и скрывает в себе тайну. Потому что "когда-нибудь" - это Время. Но день - это Время, которое постоянно возвращается, это миг, мгновение, теперь, сейчас, которые приходят и уходят в ритме вдоха и выдоха, это последнее Всегда, Вечность. Дракона нужно убивать не один раз, но всегда, каждую секунду, хотя это, конечно, не лучшее, чего можно было бы пожелать!

Подобно цветам, одни и те же волшебные сказки расцветают в разных странах, всегда сохраняя узы родства и связь с параболами истины, составляющими человеческие верования. Подобно деревенскому священнику, они просвещают простых людей, тогда как высокое духовенство обращается лишь к образованным. Но оба, в сущности, учат одному. Как надо жить и как умирать - вот предмет орфического искусства, какую бы форму оно ни принимало. Потому что жизнь и смерть - это две стороны одного и того же процесса, научиться одной - значит понять другую. И это древнее знание всегда доступно: основы мудрости таятся в каждой вещи. Это как если бы в мире существовал мощный маяк, некое сияющее колесо, лучи которого падали бы тут и там на волнующиеся моря. Джордж Чепмен, переводчик Гомера, мог вообразить подобные космические явления. Именно такой маяк света, сияющий в бесконечности, он, вероятно, имел в виду, когда писал:

Противник Тьмы!

Властелин Огня!

Всадник на коне со звучными копытами!

Каждый твой шаг дает прозрение темной земле,

Ты несешь в мир огнь посвящения!

Перевод подстрочный. (.Прим. перев.)

Огонь посвящения! Этот огонь па самом деле пылает постоянно, это ностальгия человека, когда он думает о золотом веке. Нет ни добрых старых времен, ни песчаного Эдема, есть только это древнее знание, которое, достигая нашего внутреннего слуха, заставляет его стремиться познать то, что па самом деле мы уже знаем. Бросив взгляд на мир, мы можем увидеть этот огонь, светящий на протяжении веков и падающий иногда на благоприятную почву. Этим огнем была свеча Лао-цзы. Светом этого огня он выражал свое учение, которое по-настоящему не может быть выражено в слове, так же как и клятва Цветка Будды. Волшебная сказка взяла его за руку в час смерти и усадила па быка, чтобы унести на небеса. Он пребывает там и по сей день, этот старец, пересекающий небо па своем могучем быке; спокойный, никогда ничему не удивляющийся, никогда не бывающий довольным, он, быть может, церемонно кланяется восседающему на своем облаке Илии. На Индию упал новый свет, который озарил веды, упанишады, буддийские легенды, истории Панчатантры и пышный фейерверк волшебных сказок, в том числе Рамаяну и Махабхарату, где истина говорит устами поэтов и предстает в самой причудливой форме. В какой еще волшебной сказке вы найдете существо, похожее па Ханумана, благородную обезьяну, слугу Рамы (Вишну), высшее воплощение естественности и самоотдачи? Только этот огнь посвящения мог так причудливо слить в.одном лице бойкую обезьяну и вечного хранителя всего сущего.

В Кришне и в братьях Пандавах - Арджуне и Бхиме - волшебная сказка концентрирует сущность Махабхараты. Но маленькие драгоценности почти так же красивы: Наль и Дамаяити, например, или Савитри и Сатьявана. В этих индийских легендах мы находим источник сказок Европы, Скандинавии и России. Но нас нельзя винить в том, что мы так плохо знаем истоки наших волшебных сказок. Ведь только в последние сто лет Запад получил прямой и широкий доступ к восточной мудрости. Понимали ли Якоб и Вильгельм Гримм, что каждый из принцев их сказок имел тайное имя Рамы и Арджуны? Или что Ахмед и Мустафа "Арабских ночей" спутывали своими темными прядями русые букли европейцев? Сказки "Тысячи и одной ночи" тоже вышли из Индии, хотя только частично. Другим их источником была Персия. Там огнь посвящения упал на суфийскнх поэтов. В поэме Джалаледдина Руми "Месневи и Манави", этом кубке, переполненном притчами и сказаниями, вы найдете множество сказок, похожих, будто братья и сестры, на сказки Шахразады и на те, что мы рассказываем на ночь детям.

Если мы продолжим наше исследование истоков волшебной сказки, дорожка нас неизбежно приведет на Восток. Там восходит и солнце мудрости, наше дневное светило. Но, к счастью для пас, движение обоих этих солнц направлено к Западу. Устремляясь в сторону Запада, они обогащаются духовными сокровищами каждой страны, каждой эпохи и несут, их с собой. Но мы не обделены и собственными волшебными сказками, аллегориями и притчами. Американские индейцы обладают кладезем легенд столь богатых и разнообразных, что потребуется еще много поколений, чтобы собрать их и упорядочить. "Путь паломника" Беньяна относится к этой категории не только по своему содержанию, но также и по простоте изложения. Построение и звучание сказки являются неотъемлемой частью ее аллегорического смысла. Вспомните Блейка и его фантазии: ангелы, демоны, дети на облаках и мир духов - все в полном наборе. Все его творчество - это волшебная сказка, тонкая и прочная сеть, закинутая хитрым птицеловом, чтобы поймать истину.

И тем не менее, хотя мы все меньше обращаем на это внимание, колесо продолжает вращаться, а свет - падать на нас. В наши дни потребность в этом огне посвящения велика как никогда. Эта потребность, словно следуя каким-то общим законам, всегда получала удовлетворение, так часть священного огня доходит и до нас. Книга Г.И. Гурджиева, как мне кажется, должна быть отнесена к той же категории, потому что цель ее - сказать человеку посредством сказки и притчи, называйте это как угодно, правду о нем самом. Может быть, я должен был бы написать "повторить", потому что, сплетая воедино нити древних сказок, автор превращает их в плотную ткань современной выделки. Это книга странная, захватывающая, волнующая, единственная в своем роде, иногда пронизанная поэзией, всегда дразнящая: вибрирующая словно провода высокого напряжения, она способна вызвать шок большой силы. Чтобы книга эта стала значительным явлением, важно отнестись к ней объективно, безо всяких предвзятых идей. Это совершенно новый тип книги. Различие между ней и другими книгами - это различие не в степени, а в природе, так же как между верблюдом и страусом.

Предполагается, что эта история, построенная, как и всякая волшебная сказка, на сплетении противоположностей, была рассказана Вельзевулом своему внуку Хассейну, двенадцатилетнему мальчику, во время их путешествия с планеты на планету. И предметом его рассказа была порода "трехмозговых" существ, населявших планету Земля. Сидя в своем космическом корабле, сказитель, ребенок и старый слуга - интеллект, эмоции и инстинкт - туманно, будто три Парки, размышляют о человеческом роде. Контраст между летящим кораблем (новая версия волшебного ковра?) и спокойствием трех персонажей передан великолепно и производит должное впечатление. Неподвижные, обернувшиеся своими хвостами, с рогатыми головами, подпертыми ладонью, они смотрят на земных существ с какой-то равнодушной жалостью. Это волшебная сказка нашего времени, отрывок бесстрастного произведения, который невозможно читать, не обогатившись при этом определенным опытом. Символика этой книги доступна всякому, кто действительно хочет ее понять, и хотя мы не встретим в ней настоящих драконов, там найдется немало ужасов, которые заставили бы содрогнуться самых храбрых героев. Чтобы по-настоящему оценить эту историю, нужно ее сначала услышать, а не прочесть. Только так, мне кажется, можно прояснить для себя перепутанные ритмы текста и уловить за смело выдуманными глаголами и существительными резонанс их внутреннего значения.

Чтобы понять эту книгу, необходимо, как и в дзэнских историях, освободиться от привычной интерпретации некоторых слов и фраз. Тот, кто привык думать и чувствовать посредством штампов, ничего в ней не поймет. Прежде ему нужно будет освободиться от груза предшествующего опыта. Чтобы понять Вельзевула, нужно заново осмыслить такие слова, как Сознание, Самосознание, Разум, Надежда, Труд, Любовь. Это не касается образа самого Вельзевула, который должен пониматься в своем привычном ключе. Ибо здесь мы должны отдать дьяволу то, что ему причитается.

Что же касается новых слов, столь удивительных и таких богатых значениями, то единственно возможное отношение к ним - это воспринять их так, как дети воспринимают слова взрослых, не понимая их. Эти слова действуют подобно песчинкам, вокруг которых словно вырастает жемчужина чувства. Не анализируя и не интерпретируя, дети позволяют сказке стать частью их самих, а сами в свою очередь становятся частью сказки. "Всё и вся" рассказывается ребенку. Этим автор хотел подчеркнуть, что все важное в книге близко волшебной сказке, что Врата Истории могут быть открыты только тем же ключом, что и Врата Царства Небесного. В Хассейне, ребенке серьезном, неутомимом слушателе, существе уже наполовину взрослом, полном страстного сочувствия, свойственного детству, и обладающем одновременно ростками мудрости, читатель, как в зеркале, может увидеть самого себя. Несмотря на поэтичность, изобретательность и искры комедийности, в этом зеркале вырисовывается не очень-то обнадеживающая картина. На космической лестнице человек вынужден увидеть себя одновременно и менее и более значительным, чем он предполагает. Менее значительным - потому что он уже не находится в центре мироздания. Более значительным - потому что он (хоть это и ловушка), несмотря па все свои промахи и ошибки, еще не упустил возможность измениться. Прошлое может быть искуплено, обеспечив нам более благородное будущее. Но эта возможность - здесь как раз и находится ловушка - должна быть использована сейчас, незамедлительно, а не завтра или послезавтра. Не слышите ли вы в этом отголосок волшебных сказок?

Космология книги необъятна. Словно находясь на горной вершине, мы видим, как миры то воздымаются один над другим, то низвергаются друг в друга, гармонично, словно ноты вселенской октавы. Нам открываются космические законы Трех и Семи, напоминая о трех или семи братьях волшебных сказок. Мы встречаем картины взаимного проникновения всех вещей друг в друга, и это может показаться невероятным, пока не осознаешь, что это - истина и, следовательно, неизбежность. В каждый момент все присутствует во всем - и то, что едим мы, и то, что ест пас. Это один из самых важных мотивов книги. Древние просвещали человека о его отношениях с небесными светилами. Парацельс напоминал о том же, говоря, что вместе с хлебом насущным мы едим и звезды. И эта книга возвещает те же истины, по ставя при этом одно условие. Это условие - суть и итог всех слов Вельзевула; оно подразумевается во всех волшебных сказках и заключается в том, что человек должен работать. Он может зарабатывать хлеб в поте лица своего; но, чтобы вкушать субстанцию Арктура и Ориона или более близких к нам Юпитера и Венеры, он должен выполнять иную работу, и куда более трудную. В книге описываются условия осуществления этой работы. Каждую секунду человек должен быть. Он должен жить, памятуя о смерти, но не отворачиваясь от мира, не удовлетворяясь только тем, что он дышит, а годы идут своим чередом. Эта книга дарит нам всё и вся. Ключевая формула волшебных сказок сводится к тому, что герой в конце концов обретает "вечное счастье". Однако ни одна из этих сказок не обходится без столкновения с нечистой силой, и Вельзевул неукоснительно взимает с нас свою дань. В обмен на всё и вся он требует всего и вся. За наше существование, предупреждает он, следует заплатить, а время проходит быстро. Можете продолжать мечтать, взывает сказка, но только потом пеняйте на себя! Не значит ли это, что все мы - спящие красавицы в глубоких дебрях привычки? Если мы честны и стыд не чужд нам, нашим ответом должно быть "да". Была бы земля такой, как она есть, если бы все мы не были погружены в сон? Кроме тех бомб, что сеют разрушение и смерть, существуют и другие. С древних времен каждая волшебная сказка была небольшим взрывом, способным вылечить человека, если он сам хочет излечиться. Великие истины могут открыться человеку, который стремится их услышать. Но не в его власти заставить их замолчать. Они объективны и от пего не зависят. Громовые удары, взрывы, предупреждения и назидания - все это может быть обнаружено в книге-аллегории "Всё и вся". Каждая ее глава преподносит нам человеческое существование в новом свете. Одна из самых длинных, посвященная Америке, является и одной из самых значительных. Потому что именно в Америке, хотя он на нее и нападает, Вельзевул встретил то братство, которое необходимо для человеческого счастья. По сути дела, вся эта книга - провозглашение братства. Будто старший брат, или, как в волшебных сказках, самый младший, автор, опираясь на свой жизненный опыт, излагает нам всю постигнутую им мудрость. Читать эту книгу - будто попасть в молотилку. Маленький, пристыженный, потрясенный, ты стремительно уносишься к небесам, не зная, где упадешь. Но закапчивается эта книга безмятежно. Сострадая людям, внук умоляет деда о милосердии к существам, населяющим Землю. Ответ незамедлителен; он суров и горек, но в то же время поэтичен, правдив и полон любви. И когда мы закрываем книгу, нам кажется, что зачарованный замок открывается, а шипы, которые пас терзали, раздвигаются. Проходя сквозь них, серьезный ребенок Хассейн подходит к каждому из нас и повторяет самое древнее из заклинаний волшебной сказки: "Проснись, спящий, проснись!"

 Л. ТРЕВЕРС